Все катится кувырком, и чем дальше, тем быстрее, быстрее... Такое состояние стало привычным для Свон, и сознательную часть жизни она успевала тормозить течение негативных событий. Когда взяла себя в руки и поняла, что полагаться на остальных не следует, потому что никто никому ничего не должен, да и до тебя всем просто дела нет. Новая глава, именно глава, а не страница биографии - Сторибрук. Внезапно объявившийся сын, которого она продолжала любить все то время, когда не была рядом с ним, отказавшись от малютки в пользу лучшей для него судьбы. Она не знала, сможет ли дать всю любовь и необходимые для малыша блага, чтобы оставить его. Кто она? Преступница, родившая в тюрьме от человека, который ее предал. Это уж потом от Пиноккио она узнает, что на самом деле Нил был вынужден это сделать, чтобы не тормозить девушку на путь в Сторибрук. Но и тогда обида не прошла. Внезапно объявившиеся родители (опустим, что они младше - вот оно, проклятье, завихрения пространства и времени и прочая магическая чепуха), которые, оказывается, любили ее, но все же бросили в портал, чтобы спастись. Да только, кто спросит только что родившегося человечка, а хочет ли он всех спасать? Если бы она могла, Свон бы отказалась от миссии Спасительницы, лишь бы оставшись с семьей, которые бы ее любили, и которых любила она. А так... Пусть и ради благой цели, но предана. Сразу же. Через пару минут после рождения. Отличное наставление на будущее, не правда ли?
И вроде все только начало налаживаться. Сын нашел ее, отношения наладились, о прошлом стало более менее понятно и... Нил. Или Белфайер. Неважно. Чьи-то промыслами их пути вновь пересеклись - зачем? Разбередить старую рану и понаделать новых? Сынок Голда маячит перед глазами, а собственный сын внезапно охладел к ней, буквально прилипнув к Реджине, о чем-то шушукаясь с ней и избегая Эмму. Это была последняя капля, разорвавшая вроде бы стойкое сердце Свон на множество обрывков. Хотелось  как в детстве, сесть где-нибудь в уголочке, чтобы никто не видел ее слез, обхватить себя за колени, чтобы сжаться как можно больше и держать сотрясающееся от беззвучного плача тело. Или... Все же выговориться кому-то? Кто все же проявил внимание к ее заботам?
Свон стояла возле знакомой двери, пытаясь собраться с духом и постучать. Это же так просто, зачем на это настраиваться? Но так тяжело... Эмма развернулась было, но случайно толкнула дверь и та приоткрылась. Ретироваться было поздно. Оставалось открыть дверь полностью и войти.
- Ма... Мэри-Маргарет, ты здесь? - запнувшись на обращении, сменив его на имя, неуверенно спросила Свон, - Извини за вторжение, - застыв на пороге, неловко замолчав и поджав нижнюю губу. Эмма так и не могла понять, как себя вести. До снятия проклятья они были подругами, сейчас же вроде мать и дочь, но... Виделись они только при рождении как и сама Эмма с Генри. Но у Эммы не было внутренних сил, чтобы общаться с родителями, как ни в чем не бывало. Она была слабее своего собственного маленького сына.
- Не отказалась бы от чего-нибудь острого, жаренного и с мясом... - кусок особо в горло не лез, но она давно не ела нормально, переживая из-за того, что Генри отдалился от нее, что с родителями она не знала, как смотреть им в глаза и вообще. Ощущения были весьма спутанными, - Мы можем поговорить?